Мне так бы хотелось, хотелось бы мне
Когда-нибудь, как-нибудь выйти из дому
И вдруг оказаться вверху, в глубине,
Внутри и снаружи, где все по-другому.
Но что именно, право, не знаю.
Все советуют наперебой:
"Почитай", - я сажусь и читаю,
"Поиграй", - и я с кошкой играю.
Все равно я ужасно скучаю,
Сэр, возьмите Алису с собой.(Алиса в стране чудес: БВНП)
«Я дома... но хочу домой…а где дом?...А дома нет».
Е.Гришковец
Выражение «не находить себе места», вполне возможно, придумано «изгнанником».
Третье настоящее заставляет человека чувствовать, что то, что с ним происходит и то, где/с кем он сейчас находится — это не то, подлинное, что должно с ним происходить и не то настоящее, где он должен сейчас находится. Восприятие по третьему аспекту всегда истончено — потому любое несовершенство происходящего воспринимается трагично. При этом не надо думать, что если все будет идеально, то «изгнанника» это устроит. В самые — даже по его собственным меркам — совершенные минуты, «изгнанник» может почувствовать себя отделенным от происходящего. Он может не понимать, а он-то что здесь делает, какова его роль? Он хочет сбежать, так как чувствует себя чужим, но именно в том и трагизм, что куда бы он не сбежал, «своим» он себя не почувствует, пока не совершит сознательное усилие по тому, чтобы «включиться» в настоящее, смириться с несовершенством занимаемого им места и принять как «свое», как «дом» происходящее с ним.
Бердяев писал о себе:
«Для философа было слишком много событий: я сидел четыре раза в тюрьме, два раза в старом режиме и два раза в новом, был на три года сослан на север, имел процесс, грозивший мне вечным поселением в Сибири, был выслан из своей родины и, вероятно, закончу свою жизнь в изгнании».
По иронии судьбы человек с третьим аспектом настоящего часто в действительности бывает изгнанником. (Или же этот аспект заставляет его воспринимать происходящие с ним перемены как изгнание).
Ощущение одиночества, отделенности от мира - главная боль третьего настоящего.
«Изгнанник» часто чувствует, что ему нет места на этом «празднике жизни», что его дом не здесь. Но где же он? «Изгнанник» не отдает себе в этом отчета, но его подспудное стремление, чтобы то, что его окружает сделалось «его местом», приняло бы его как родного и была бы ему надежным пристанищем, но поскольку этот аспект у изгнанника чрезвычайно рафинирован и болезненен, то повсюду он натыкается на тернии и колючки. Где мой мир? Чему я принадлежу? - это те вопросы, ответы на которые изгнанник ищет всю жизнь.
Впрочем, часто «изгнанник» отстраняется от происходящего раньше, чем встретится с ними, как правило из-за недостаточности поступаемой энергии по данному аспекту ему необходимо сознательное усилие, чтобы присоединиться к настоящему и почувствовать следующее: 1) происходит то, что и должно происходить 2) я там, где нужно и делаю то, что нужно. Именно этого ощущения ему, как правило, и не хватает.
«Изгнанник» часто мечется от отстраненности к чрезмерной включенности, которая впрочем не является подлинной. Такая «включенность» больше напоминает имитацию бурной деятельности. Так бывает, когда человек пришел в гости и видит, что хозяева варят, парят и накрывают на стол, а пришедшие ранее гости помогают им. Этому гостю очень хочется влиться в процесс, стать «своим», оказаться полезным. И он начинает метаться и хватать все подряд, проливая и разбивая все, что можно пролить и разбить – оттого чувствуя себя еще более лишним и оттого же стараясь это исправить и делая все хуже…
Полезной для «изгнанника» стратегией может стать чувство собственного достоинства одновременно с интересом и принятием важности того, что происходит. Обычно же он выбирает что-то одно: чувство собственного достоинства заставляет его чувствовать, что «он выше этого», а интерес и важность происходящего, что он «меньше этого, незначительней».
Скука и пустота сопровождают его в первом случае, суета и бессмысленность во втором.
Бердяев пишет об этом:
«Не знаю, чувствовал ли кто-нибудь, когда я очень активно участвовал в собрании людей, до какой степени я далек, до какой степени чужд. Моя крайняя скрытность и сдержанность порождали ошибочное мнение обо мне. Я наиболее чувствовал одиночество именно в обществе, в общении с людьми. Одинокие люди обыкновенно бывают исключительно созерцательными и не социальными. Но я соединял одиночество с социальностью (это не следует смешивать с социализированностыо природы). Мой случай я считаю самым тяжелым, это есть сугубое одиночество. Вопросы социального порядка вызывали во мне страсти и вызывают сейчас. И вместе с тем всякий социальный порядок мне чужд и далек».
В романе «Унесенные ветром» у Эшли Уилкса и Ретта Батлера у обоих третье настоящее, они оба изгнанники. Это проявляется как в том, что они оба отстраненны от происходящего, так и в том, что они не принимаются обществом.
Эшли, в свою очередь, как может описывает трагедию «изгнанника», который и вправду изгнан из той жизни, в которой он мог укрыться от настоящего:
« – Но, Эшли, чего же вы боитесь?
– О. это не поддается определению. Бывают вещи, которые звучат очень глупо, если их облечь в слова. Главное в том, что жизнь стала вдруг слишком реальной, что ты соприкоснулся, сам соприкоснулся с простейшими ее фактами. И дело не в том, что меня огорчает необходимость обтесывать колья, стоя в грязи, – меня огорчает то, что эту необходимость породило. И меня огорчает – очень огорчает – утрата красоты, которой полна была прежняя, любимая мною жизнь. А ведь какая, Скарлетт, красивая была жизнь до войны. На ней было все – и прелесть, и совершенство, и идеал, и симметрия, как в греческом искусстве. Возможно, она не была такой для всех. Теперь я даже твердо знаю, что не была. Но мне, когда я жил в Двенадцати Дубах, жизнь казалась поистине прекрасной. И я был частью этой жизни. Я составлял с ней единое целое. А теперь ее не стало, и мне нет места в новой жизни, и я боюсь. Теперь я знаю, что раньше я видел не жизнь, а лишь игру теней. Я избегал всего, что не было призрачно, – избегал обстоятельств и людей, слишком живых, слишком реальных. Я злился, когда они вторгались в мою жизнь. Я старался избегать и вас, Скарлетт. В вас жизнь била ключом, вы были слишком реальны, а я трусливо предпочитал тени и мечты».
Таким образом, Эшли принимают, но принимают формально, он не вписывается в то, чем живут люди. Ретт же и сам не хочет участвовать в жизни общества…
Однако у Ретта однажды появляется стимул пойти вопреки «изгнанничеству». Это его маленькая дочь Бонни. Тут надо сказать, что отношения "изгнанника" и окружения как правило взаимны. Настолько же, насколько "изгнанник" чувствует себя чужим, он и отталкивает людей. Настолько, насколько он отталкивает людей, настолько он и чувствует себя чужим. Этот замкнутый круг необходимо порвать.
Ради того, чтобы ее приняли в кругах конфедератов, Ретт со свойственной ему дальновидностью (1 будущее) совершает некоторые шаги. Ретт преодолевает свойственную «изгнаннику» гордыню и старается вписаться в столь презираемое им общество, отвергнувшее его.
«Что я намерен предпринять? Буду обхаживать всех драконов «старой гвардии» в женском обличий, какие есть в этом городе, – и миссис Мерриуэзер, и миссис Элсинг, и миссис Уайтинг, и миссис Мид. И если мне придется ползти на животе к каждой толстой старой кошке, которая ненавидит меня, я поползу. Я буду кроток, как бы холодно они меня ни встретили, и буду каяться в своих прегрешениях. Я дам денег на их дурацкие благотворительные затеи и буду ходить в их чертовы церкви. Я признаюсь и даже стану хвастать, что оказывал услуги Конфедерации; в худшем случае, войду даже в этот их чертов ку-клукс-клан, хотя надеюсь, всемилостивый бог не подвергнет меня столь тяжкому испытанию. И я, не колеблясь, напомню этим идиотам, чьи головы я спас, что они кое-чем мне обязаны.»
Любопытно, что даже целые народы (а как вы понимаете, что любой народ или же страна имеет свой темпористический профиль) могут быть «изгнанниками». Так евреи (ПВНБ) в полной мере пережили и по сей день переживают «изгнанничество». В истории еврейского народа «галут» (буквально с иврита: «изгнание») является одним из ключевых терминов. Вот что пишут об этом сами евреи:
«Концепция галута прошла в ходе еврейской истории определенные стадии: от восприятия галута как изгнания с родины, потери государственной независимости и разрушения религиозного центра до понятия «галут Шхина», то есть временного исчезновения Божественного присутствия в Святой земле».
«На протяжении средних веков среди евреев и неевреев господствовала главным образом точка зрения, рассматривавшая галут как политическое и общественное состояние еврейского народа, характеризующееся чуждостью окружающей среды, униженностью и зависимостью. Опасность для жизни и благосостояния и угроза изгнания были постоянными спутниками существования евреев в галуте.
Так появились мыслители, которые усматривали в галуте испытания, ниспосланные с целью поднять дух еврейского народа, искупить грехи, совершенные в этом мире, и подготовить его к избавлению. Саадия Гаон (начало X в.) считал галут временной карой, которая имеет, однако, большой внутренний смысл, так как является «отчасти наказанием, а отчасти испытанием».
Показательно, что изгнание не закончилось для евреев с момента восстановления прав на Землю Обетованную – и по сей день тесное соседство с арабами, постоянное состояние войны и покушение на их землю создает характерное для третьего настоящего напряжение и муку, но в то же время является поводом для сплочения всех сил и желания удержать свой дом, доставшийся потом, кровью и тысячелетиями ожидания.
Но в чем же плюсы "изгнанника"? Во-первых, это непрекращающийся поиск, стремление. Такому человеку не грозит потонуть в рутине, потерять главные вопросы в обыденной жизни или удовольствоваться малым. "Поиск дома" создает в нем такую неуспокоенность, которая и толкает его к переменам. Во-вторых "изгнанник" - всегда пришелец, где бы он ни был - и потому его взгляд не замылен, он как будто всегда немного удивляется обычаям, принятым в этом краю. Как и любой странник - "изгнанник" привносит свежую струю, новизну, освобожденный взгляд куда бы он ни пришел. Он бывал в разных сообществах, видел разных людей, у него широкий кругозор. К нему стоит прислушаться.
Если "изгнанник" почувствовал себя на нужном месте, среди правильных людей не благодаря собственным услилиям по третьему аспекту, а благодаря внешним обстоятельствам, то это может привести к тому, что он сам начнет "изгонять чужаков", так как будет бояться, что его единство с окружением разрушится. Так можно случайно изгнать не того... Эта история произошла почти две тысячи лет назад. Евреи ждали обещанного ИМ Богом мессию и когда появился Иисус называющий себя Христом (мессией), то его отвергли как чужака и продолжают отвергать по сей день. В евангелии от Иоанна сказано кротко и емко: "Пришел к своим и свои его не приняли"... Впрочем, эта история требует более тщательного рассмотрения.
Развитое собственными усилиями по преодолению скуки и отдельности третье настоящее может привести к тому, что "изгнанник" будет чувствовать единство и близость с окружением тем большую, чем тяжелее он переносил рассоединение с ним. Это чувство похоже на возвращение домой. Тот, кто никогда не знал разлуки, радуется не так, как радуется изгнанник пришедший к своим.